Другой вторил ему:

– Всякая жизнь, что существует в мире, кроме жизни правителя, может быть заменена тысячью других созданий. И если в этом случае, когда дело дошло до крайности, а нож достал до кости, совершить поступок, который не одобряется шариатом, то все же можно будет найти послабление при помощи толкования.

Так нашептывали падишаху с разных сторон, уговаривая его свершить насилие и несправедливость. Однако он не обращал внимания на подобные слова, терпеливо сносил свою участь, изнывая от тоски по Аджаб-Нуш. В конце концов он совсем изнемог и скончался от скорби. И в награду за терпение, за целомудрие в любви он удостоился счастья умереть мучеником и подвижником. «Тот, кто умер от любви, умер шахидом». [350]

Аджаб-Нуш, видя, что творится с падишахом, подумала: «Мне следует отправиться вслед за тем, кто угодил в аркан моих кос, в сеть моих локонов, кто был ранен луком моих бровей и дротиком ресниц, кого поразили стрелы моих очей и меч моего взгляда, кого изранила сабля моих плеч, кто лишился сердца из-за любви ко мне, кто в страсти ко мне подставил душу жестоким стрелам смерти. Мне следует расстаться с жизнью, как это сделал он». И она покончила с собой.

Кутвал, увидев такой оборот событий, не смог вынести разлуку с Аджаб-Нуш и убил себя над их трупами. Их всех троих похоронили вместе на одном кладбище. И вот до наших дней мольбу, произнесенную на их гробнице, исполняет бог, просьбы и надежды людей осуществляются.

– А теперь, о Мах-Шакар, – закончил попугай рассказ, – знай, что цель моя в том, чтобы ты не проявляла небрежения. Тебе следует соблюсти целомудрие, но лучше бы тебе избежать участи того несчастного царя.

Попугай еще не завершил рассказа о погибших, как петух истинного утра провозгласил: «Торопитесь к добрым деяниям», [351] а владыка звезд раскрыл врата востока мечом лучей.

ПОВЕСТЬ о сыне правителя Систана, о белом слоне и гюрзе

На тридцать шестую ночь, когда рать звезд одолела всадника четвертой сферы небес, [352] а знамя луны поднялось на востоке, в комнату вошла Мах-Шакар, словно молодая луна, сияя, как солнце, и приблизилась к попугаю. Нежно и игриво она попросила разрешения пойти к любимому, посетить келью возлюбленного.

Попугай в знак покорности и повиновения поклонился до земли, раскрыл уста, расточая славословия и похвалу, и сказал:

– Я всегда об этом только и мечтал, мое давнее желание – именно таково. И сейчас мне только и нужно, чтобы моя госпожа счастливо и в добрый час как можно скорее отправилась к нему, приготовилась к служению другу, открыла врата повиновения ему, ни в чем не пренебрегала моим советом, ни на шаг не отступала от того, чего жаждет. Возлюбленный на ристалище любви – соперник мужу в скачках, супруг в школе любви – соученик возлюбленного. Я надеюсь, что подобно тому, как сын правителя Систана обрел добро, оказав услуги змее, ты пожнешь от покорности и повиновения возлюбленному добрые плоды.

– А как это случилось? – спросила Мах-Шакар, и попугай начал рассказывать.

Рассказ 63

Хранители сказаний и рассказчики преданий повествуют в индийских книгах, что в давние века в Систане правил эмир и у него было два сына. Оба брата непрестанно враждовали друг с другом, врата к миру и взаимной приязни никогда не были раскрыты между ними. Старший брат еще при жизни отца был провозглашен наследником, так что все дела державы и власть в государстве оказались в его руках. Пришлось младшему брату избрать себе жребий странствий. Он облачился в дорожное платье и покинул страну. Он миновал стоянки и переходы, проходил через пустыни и степи.

Наконец он прибыл в некий город и поселился там. Поскольку у него не было никакого ремесла или занятия, и он не обучен был зарабатывать на жизнь умением или знаниями, ему пришлось туго, его одолели жизненные заботы и невзгоды. Ведь сказали великие мужи:

Когда он совсем изнемог от тягот жизни, когда готов был умереть голодной смертью, он вознамерился поступить к кому-нибудь слугой или подмастерьем. Он решил на другой же день, как только поднимется знамя счастливого утра, как только золотой венец солнца водрузят над бирюзовым троном небес, выйти за город и наняться к первому встречному, будь то слабый муравей или ничтожная мышка, раскрыть уста в прославлении и славословиях, ибо мудрецы изрекли: «Если ты даже Искандер или Дара, [353] мирись с коловращением небес, каким бы оно ни было. Если даже небо повернет вспять, не отступай от своего пути. Если судьба не ладит с тобой, ты поладь с ней».

Одним словом, когда появились передовые отряды утра, когда царь страны полуденного солнца воссел на хутталянского [354] коня, сын эмира, как он задумал накануне, вышел из города и стал дожидаться, какой счастливец встретится ему.

Первой навстречу ему показалась гюрза, которая как раз выползла из норы. Поскольку сын эмира дал себе клятву, то, поклонившись змее, он встал перед нею. Он воздал гюрзе хвалу, по обычаю заклинателей змей, а потом прислуживал ей в течение шести месяцев. Едва змея выползала из своей норы, она тотчас видела сына эмира, который, стоя на одной ноге, был готов служить ей душой и телом. Змея только диву давалась, глядя на такие чудеса.

Наконец, змею разобрал стыд, в ней проснулось сочувствие к юноше, она сжалилась над ним, заговорила с ним на сокровенном языке [355] и спросила, чем заслужила столь большой почет и уважение. Эмирский сын воздал ей хвалу, а потом сказал:

– Я – сын эмира Систана. По воле превратностей судьбы я оказался в этих местах. Я неоднократно пытался ради жизненного благополучия уцепиться за тороки мужа избранного, уклониться от искателей чинов и обратиться к счастливому мужу, так как говорят: «Словно стрела, убегай от несчастных людей, Селись на той улице, где живут счастливцы», – величие души и благородство никак не дозволяли мне пойти к равному себе и служить ему. Ведь существует такая пословица: «Богатство само голодает, не соси его грудь». К тому же люди не столь уж милосердны и верны клятве, чтобы можно было собрать припас благополучия, служа им, чтобы можно было наполнить кошелек покоя, оказывая им услуги. Тогда я пришел к тебе и оставался здесь все это время. Надеюсь, что и остаток моих дней пройдет в службе тебе, ибо, хоть у тебя и ядовитое жало, но зато охраняет оно клад. [356] Есть у тебя также много других похвальных качеств. Во-первых, ты никогда первой не причиняешь никому вреда. Пока кто-нибудь сам не обидит тебя, ты не пускаешь в ход свои ядовитые зубы. Во-вторых, ты являешь образец скромности и смирения, поскольку никогда не поднимаешься с земли, постоянно склоняешься ниц. В-третьих, в зимние дни ты удаляешься в глубь земли, сторонясь мирского, и избираешь уделом уединение. В-четвертых, своих детенышей, которые, как ты сама знаешь, могут своим ядом повредить людям, ты же и пожираешь, устраняя зло, которое они могут принести. В-пятых, и это самое главное, ты – властительница кладов.